Неточные совпадения
Он слушал разговор Агафьи Михайловны о том, как Прохор
Бога забыл, и на те деньги, что ему
подарил Левин, чтобы лошадь купить, пьет без просыпу и жену избил до смерти; он слушал и читал книгу и вспоминал весь ход своих мыслей, возбужденных чтением.
— Поздно рассуждать, — отвечал я старику. — Я должен ехать, я не могу не ехать. Не тужи, Савельич:
бог милостив; авось увидимся! Смотри же, не совестись и не скупись. Покупай, что тебе будет нужно, хоть втридорога. Деньги эти я тебе
дарю. Если через три дня я не ворочусь…
Она любила
дарить ему книги, репродукции с модных картин,
подарила бювар, на коже которого был вытиснен фавн, и чернильницу невероятно вычурной формы. У нее было много смешных примет, маленьких суеверий, она стыдилась их, стыдилась, видимо, и своей веры в
бога. Стоя с Климом в Казанском соборе за пасхальной обедней, она, когда запели «Христос воскресе», вздрогнула, пошатнулась и тихонько зарыдала.
В то время в выздоравливавшем князе действительно, говорят, обнаружилась склонность тратить и чуть не бросать свои деньги на ветер: за границей он стал покупать совершенно ненужные, но ценные вещи, картины, вазы;
дарить и жертвовать на
Бог знает что большими кушами, даже на разные тамошние учреждения; у одного русского светского мота чуть не купил за огромную сумму, заглазно, разоренное и обремененное тяжбами имение; наконец, действительно будто бы начал мечтать о браке.
Кровавым потом доставая
Плод, кой я в пищу насадил,
С тобою крохи разделяя,
Своей натуги не щадил.
Тебе сокровищей всех мало!
На что ж, скажи, их недостало,
Что рубище с меня сорвал?
Дарить любимца, полна лести!
Жену, чуждающуся чести!
Иль злато
богом ты признал?
Во-первых, потому, что она, слава
богу, здорова, а во-вторых, потому, что в исходе мая она, может быть,
подарит мне сестрицу или братца.
Под ее влиянием я покинул тебя, мое единственное сокровище, хоть, видит
бог, что сотни людей, из которых ты могла бы найти доброго и нежного мужа, — сотни их не в состоянии тебя любить так, как я люблю; но, обрекая себя на этот подвиг, я не вынес его: разбитый теперь в Петербурге во всех моих надеждах, полуумирающий от болезни, в нравственном состоянии, близком к отчаянию, и, наконец, без денег, я пишу к тебе эти строчки, чтоб ты
подарила и возвратила мне снова любовь твою.
— Что ж, — перебила меня она, — тем и лучше, что у тебя простая жена; а где и на муже и на жене на обоих штаны надеты, там не бывать проку. Наилучшее дело, если баба в своей женской исподничке ходит, и ты вот ей за то на исподницы от меня это и отвези. Бабы любят подарки, а я
дарить люблю. Бери же и поезжай с
богом.
— Ну, ну, это вздор!
Богу да царю кланяйтесь, а не мне… Ну, ступайте, ведите себя хорошо, заслужите ласку… ну и там все… Знаешь, — сказал он, вдруг обращаясь ко мне, только что ушли мужики, и как-то сияя от радости, — любит мужичок доброе слово, да и подарочек не повредит. Подарю-ка я им что-нибудь, — а? как ты думаешь? Для твоего приезда…
Подарить или нет?
Справедливость требует, однако ж, сказать, что по окончании церемонии он поступил со мною как grand seigneur, [Вельможа (фр.).] то есть не только отпустил условленную сумму сполна, но
подарил мне прекрасную, почти не ношенную пару платья и приказал везти меня без прогонов до границ следующего помпадурства. Надежда не обманула меня:
Бог хотя поздно, но просветил его сердце!
— Как не нужно? — смеясь сказал Лукашка. — Что вам
дарить? Мы разживемся,
Бог даст.
— Да он сущий Иуда-предатель! сегодня на площади я на него насмотрелся: то взглянет, как рублем
подарит, то посмотрит исподлобья, словно дикий зверь. Когда Козьма Минич говорил, то он съесть его хотел глазами; а как после подошел к нему, так — господи боже мой! откуда взялися медовые речи! И молодец-то он, и православный, и сын отечества, и
бог весть что! Ну вот так мелким бесом и рассыпался!
«Я, говорит, очень радуюсь; сегодня все по белым птицам прохаживался; а господь
бог мне пуке́т
подарил, а в пуке́те Андрюша с ножичком.
Служба
бог знает еще когда будет, а ты, не видя, что называется, с его стороны ничего, станешь
дарить ему по семисот на рождение.
Уж, верно, ему Павел Григорич много наговаривал против матери; да, видишь, впрок не пошло худое слово. Дай
бог здоровья Владимиру Павловичу, дай
бог! Он и меня на старости лет не позабывает. Хоть ласковой речью да
подарит.
«Хорошо, хорошо.
Бог дал, а я придам: я тебе хочу прибавить счастья. — Вот три билета, все равные. Один тебе, а два твоим сестрам. Раздай им сама — скажи, что ты
даришь…»
Когда же все было готово и мужики уже держали вожжи в руках и ждали только слова: «С
богом!», Герасим вышел из своей каморки, приблизился к Татьяне и
подарил ей на память красный бумажный платок, купленный им для нее же с год тому назад.
Надя. Да, барин, я и надеть не буду сметь. Вдруг Софья Михайловна спросит меня, где я взяла. Я скажу, вы
подарили. Она
бог знает что может подумать.
С
богом, теперь по домам, — проздравляю!
(Шапки долой — коли я говорю!)
Бочку рабочим вина выставляю
И — недоимку
дарю...
Фелицы слава, слава
бога,
Который брани усмирил;
Который сира и убога
Покрыл, одел и накормил;
Который оком лучезарным
Шутам, трусам, неблагодарным
И праведным свой свет
дарит;
Равно всех смертных просвещает,
Больных покоит, исцеляет,
Добро лишь для добра творит.
Он говорил:
«Три нежных дочери, три сына
Мне
бог на старость
подарил...
Юлиан Мастакович, конечно, ну, даже великий он человек, я его уважаю, понимаю его, даром что он так высоко стоит, и, ей-богу, люблю его, потому что он тебя любит и тебе за работу
дарит, тогда как мог бы не платить, а командировать себе прямо чиновника, но ведь согласись сам, Вася…
— Нечего тут!.. Коли сказано «с
Богом», так берись за скобку да шасть за косяк… — угрюмо сказал Патап Максимыч, не отворачиваясь от окна. — Пару саврасых с тележкой
дарю. На них поезжай…
Спервоначалу девицы одна за другой подходили к Параше и получали из рук ее: кто платок, кто ситцу на рукава аль на передник. После девиц молодицы подходили, потом холостые парни: их
дарили платками, кушаками, опоясками. Не остались без даров ни старики со старухами, ни подростки с малыми ребятами. Всех одарила щедрая рука Патапа Максимыча: поминали б дорогую его Настеньку, молились бы
Богу за упокой души ее.
Вот уже это признание почти совсем готово, вот уже оно вертится на языке, само высказывается в глазах, но…
бог знает почему, только чувствуется в то же время, что в этом признании есть что-то роковое — и слово, готовое уже сорваться, как-то невольно, само собою замирает на языке, а тяжелая дума еще злее после этого ложится на сердце, в котором опять вот кто-то сидит и шепчет ему страшное название, и
дарит его таким бесконечным самопрезрением.
Так нам насильственно милость
дарят свою
Боги, правители мира…
В автобиографии своей Ницше пишет: «
Бог, бессмертие души, избавление, потусторонний мир — все это понятия, которым я никогда не
дарил ни внимания, ни времени, даже ребенком. Я знаю атеизм отнюдь не как результат, еще меньше как событие; он вытекает у меня из инстинкта».
Генеральше это было ужасно противно, а Висленеву даже жутко, но Иван Демьянович был немилосерд и продолжал допрашивать… Висленев болтал какой-то вздор, к которому генеральша не прислушивалась, потому что она думала в это время совсем о других вещах, — именно о нем же самом, жалком, замыканном
бог весть до чего. Он ей в эти минуты был близок и жалок, почти мил, как мило матери ее погибшее дитя, которому уже никто ничего не
дарит, кроме заслуженной им насмешки да укоризны.
— Ну, ради
бога! Андрюша!.. Тебе моя палка нравилась, позволь мне ее
подарить тебе в знак примирения! Из черного дерева палка, семь рублей заплачено… На! Прошу тебя, прими!
— Вот так
подарил! За такой подарок по справедливости следует сказать: благодарю, не ожидал! Ну, да
Бог с ним!
— Но вот вы теперь учитесь, позаймитесь от нас всего доброго, умного и полезного и
Бог даст, сравняетесь с нами. — А наши пани и паненки… посмотрели бы на них… Что за красавицы! Какие плечики, грудь, какая ножка! А как подхватят вас на мазурку, да взглянут на вас своим жгучим взглядом, словно золотом
дарят, поневоле растаешь. Не то, что ваши лапотницы.
Но когда Антон услышал имя Анастасии в устах нечистого магометанина — имя, которое он произносил с благоговейною любовью в храме души своей, с которым он соединял все прекрасное земли и неба; когда услышал, что
дарят уроду татарину Анастасию, ту, которою, думал он, никто не вправе располагать, кроме него и
бога, тогда кровь бросилась ему в голову, и он испугался мысли, что она будет принадлежать другому.
И он мне шубу
подарил, только
бог с нею, — я ее после того случая и не надевала: вон она как и теперь через все тридцать лет цела висит.